Том 3. Стихотворения 1921-1929 - Страница 30


К оглавлению

30
Но только б не весна, не рокот соловьиный!
Пр-роклятье соловьям! Как мог он их любить?!
О, если б вновь себе вернул он власть былую,
Декретом первым же он эту птицу злую
Велел бы начисто, повсюду, истребить!
И острова все срыть! И рощи все срубить!
И «соловьиный храм» – сжечь, сжечь до основанья,
      Чтоб не осталось и названья!
И завещание оставить сыновьям:
   «Проклятье соловьям!!»


Вот то-то и оно! Любого взять буржуя –
При песенке моей рабоче-боевой
  Не то что петухом, хоть соловьем запой! –
Он скажет, смерть свою в моих призывах чуя:
«Да это ж… волчий вой!»
Рабочие, крестьянские поэты,
   Певцы заводов и полей!
Пусть кисло морщатся буржуи… и эстеты:
Для люда бедного вы всех певцов милей,
И ваша красота и сила только в этом.
   Живите ленинским заветом!!

Тяга


Нагляделся я на большие собрания:
В глазах пестрит от электрического сияния,
Народу в зале – не счесть,
Давка – ни стать, ни сесть.
На эстраде – президиум солидный,
Ораторствует большевик видный,
Стенографистки его речь изувечивают,
Фотографы его лик увековечивают,
Журналисты ловят «интересные моменты»,
Гремят аплодисменты,
Под конец орут пять тысяч человек:
– Да здравствует наш вождь Имя-Рек1


Мне с Имя-Реками не равняться,
Мне бы где-либо послоняться:
У поросшего лопухом забора
Подслушать обрывок разговора,
Полюбоваться у остановки трамвайной
Перебранкой случайной,
Уловить на улице меткое словцо,
Заглядеться на иное лицо,
Обшарить любопытным взглядом
«Пивную с садом»,
Где сад – чахоточное деревцо
С выгребной ямой рядом,
Где аромат – первый сорт,
Хоть топор вешай.
«М-м-мань-ня… ч-черт-р-р-т!»
«Не цапайся, леш-шай!..»
У пивного древа
Адам и Ева, –
Какой ни на есть, а рай!
Не разбирай.
Без обману.
Соответственно карману.
А карманы-то бывают разные:
Пролетарские и буржуазные.


Не пробуйте ухмыляться заранее:
Мол, у меня в башке туман –
Начал писать про собрание,
А свел на карман.
Сейчас вам будет показано,
Как одно с другим бывает связано.


   Есть такой город – Евпатория,
У него есть своя история.
Но прошлое нас мало касается,
Когда настоящее кусается.
К Черному морю этот городок
Выпятил свой передок,
Приманчивый, кокетливый,
К нэпманам приветливый,
А спиной пролетарской,
Разоренною, мертвой, «татарской»,
Повернулся к равнине степной,
Где пылища и зной.
Здесь, за этой спиною,
Задыхаясь от зною,
Приютился вокзальчик невзрачный,
По ночам сиротливый, покинутый, мрачный,
На припеке на три изнурительных дня
Приютивший в вагоне меня.


   Как мужик я изрядно известный,
То пролетариат весь местный,
Железнодорожный,
Прислал мне запрос неотложный:
Не угодно ли мне, так сказать,
Себя показать
И обменяться живыми словами?
– Интересуемся оченно вами…


Без председательского звона,
Без заранее намеченного плана
Разместились на путях, у вагона,
Вокруг водопроводного крана
Человек… ну, едва-едва
Десятка полтора или два.
Может быть, я ошибся в количестве:
Не заметил тех, кто лежал на животе.
Ведь собрание шло не при электричестве,
А в ночной темноте.
Тем не менее
Был оркестр, проявивший большое умение,
Оркестр – собранью под стать –
Какого в Москве не достать:
От чистого сердца, отнюдь не халтурно,
Кузнечики – вот кто! – звенели бравурно,
Без дирижера – и явного и тайного –
Показали пример искусства чрезвычайного,
Оттеняя старательно каждый нюанс.
Гениальный степной Персимфанс!..
Под эту игру бесконечную
Повели мы беседу сердечную.
Разливаться ли тут соловьем,
Иль противно ломаться подвидом всезнайки?
Говорили душевно. И я без утайки
Говорил даже что-то о детстве своем.
Обо всем говорило собрание,
Под конец – про карман.
Обратил на это внимание
Рабочий, Димитренко Емельян.
Спросите у Димитренка, бедняги,
Кто он – по чину – такой?
«Я, – скажет он, – служба тяги,
Я – на всё и у всех под рукой».
Одна по штату, незаменимая,
Эта «тяга» неутомимая.
Начальник вокзала – всему голова,
У него заместителей два.
Телеграфист с телеграфистом чередуются.
Одна «тяга» бессменно «мордуется».
Праздник, не праздник – Емельян на пути.
«Емельян, подмети!»
Емельян подметает.
«Емельян, угля не хватает!»
Емельян кряхтит под кулем
С углем.
«Емельян, на уборку поездного состава!»
«Емельян, есть во всех ли вагонах вода?»
Емельян танцует и слева и справа,
Емельян тянет шлангу туда и сюда.
«Емельян, на промывку вагонов для соли!»
С Емельяна – пот ручьем, не росой,
На ногах ему соль разъедает мозоли,
Потому что – босой.
«Емельян, – кличет слесарь, – в депо на минутку
Емельян – в водопроводную будку,
Там у бака какой-то изъян!.,
– Емельян!..
       – Емельян!..
              – Емельян!..»
Емельян надрывается зиму и лето.
Ему отдыха нет: не гуляй, не болей!
Емельян Димитренко получает за это
В месяц… девять рублей!
   Димитренко – весь потный и черный, –
30